Золотой исток. О книге Михаила Позднякова «Заброддзе»


Золотой исток. О книге Михаила Позднякова «Заброддзе»

20.10.2021                                                         Творчество


Родина – это всё. Это ощущение счастья от

зрелища огромной нашей земли, её

лесов, её закатов, морских побережий… Это ощущение

гордости прошлым и предчувствие

великолепного будущего…

Константин Паустовский

 

                                                                                                                                   

 

Вот и закрыта последняя страница книги Михаила Позднякова «Заброддзе» (Минск, 2018). На душе светло-светло и чуть-чуть грустно, потому что встреча с незнакомым мне Забродьем напоила такими глубокими и сильными чувствами, которые живут  не в каждом, а только в том, для кого слово «родина» – не пустой звук. Для писателя Позднякова в этом слове – жизнь…

 

Однажды, впечатлённая огромным творческим багажом Михаила Павловича (более 100 книг), зная о его всеминутной занятости рабочими и общественными делами, поинтересовалась, когда же это всё он успел написать? И услышала в ответ о Забродье на Быховщине, деревеньке, из которой поэт родом. Именно там ему пишется легко, свободно, плодотворно. Сборник с одноименным названием – тому доказательство. Он поделён на два раздела: «Толькі тут душой адпачываю» (стихи) и «Сцежкамі дзяцінства. Эсэ». Написан на белорусском языке.

 

Стихи, собранные в первом разделе, созданы в разные годы, но объеденены одной яркой  нитью – печально-светлой  любовью к колыбели своего детства. Сто двеннадцать произведений о родной сторонке! «Усё навокала святое»,  – утверждает поэт и повторяет: «Нарадзіўся я ў сонечнай хаце, Хлебам, песняй спавітай, святой», «Бясконца любая, святая, Ізноў расчуліла Радзіма», «Будзе клікаць святая Радзіма», « Сцяжынка родная, святая»,«Забродзе, калыска святая» . 

 

Самые тёплые слова, исходящие из потаённых глубин души посвящаются затерявшейся на Быховщине Могилевской области исчезающей, « неперспективной », попорченой чернобыльской радиацией деревне, куда стремится поэт сердцем и думами из многоголосого суетливого города: «Сюды – усе дарогі… Сюды: да рэчкі Грэзы…Сюды: да роднай хаты…Сюды: у кут мой мілы…».

…Мілая , радзімая зямля!

Дарагі, жывільны, дзіўны краю!

Толькі тут штоміг шчаслівы я,

Толькі тут душой адпачываю…

(«Зноўку дома пеняцца сады»)

 

 Когда же выпадает счастье выбраться из Минска в деревню, то Михаил Поздняков называет её не иначе как раем земным:

Пакуль яшчэ лугі, палі тут не пакошаны,

Спяшаюся сюды, нібыта ў рай,

У мой бярозава-рамонкава-валошкавы,

У непаўторны, любы, родны край…

 («Родны край»)

«Ты чакай мяне, Заброддзе, райскі кут на Беларусі», «Божа, якія прасторы тут родныя , Рай, у якім мы калісьці жылі», «Толькі тут, Ля роднай вёскі Можа быць Сапраўдны рай», «Край  дзяцінства, адзіны мой рай»,

 

Добры дзень, дарагое Заброддзе,

Наш асвечаны Госпадам край.

Мы хацелі пабыць на прыродзе,

А ў чароўны патрапілі рай…

(«Дарагое Заброддзе»)

 

В волшебном раю , конечно, текут необыкновенные реки. Речка Греза, в которой не только купалась детвора, но и ловилась рыбка, “большая и маленькая”, и не только на удочку, но и голыми руками (из береговых норок выуживались рыбёшки), словно любимая девушка, воспета поэтом в его многочисленных стихах. 

 

Палыновы ўецца дым,

Зарастае рэчка Грэза,

Што люляла нас, гарэзаў,

У дзяцінстве залатым…

(«Палыновы ўецца дым»)

ч

В эссе «Сцежкамі дзяцінства» Михаил Поздняков доверительно делится: «Вось і на гэты раз кіруюся да нашай ракі з прыгожай, мройлівай назвай Грэза. Бадай, большая частка маіх сямнаццаці вясковых, радзімавых год прайшла на яе дзівосных берагах. І Божа мой! Якой гаючаю, жывою была для нас, забродскай дзятвы, яе плынь, яе вада! Грэза была для мяне не толькі месцам забаў ды адпачынку, але і турботай, клопатам, цяжкай працай. Яна, пэўна, больш за лес і поле фарміравала мой характар, выхоўвала цягавітасць, удумлівасць, любоў да прыгажосці, да працы…».

 

Действительно, волшебная Греза – река-нянька, река-воспитательница, способна одаривать  детским счастьем:

 

…Я чую і бачу, і сэрцам лаўлю

Дзівоснае, звонкае, хмельнае шчасце.

Нібыта ў дзяцінстве, свет цэлы люблю –

І гэтак, што хочацца з рэчкай абняцца.

(«Ля роднай рэчкі»)

Потому посвящено реке Михаилом Поздняковым ещё одно замечательное стихотворение «Грэза», заканчивающееся удивительно меткими и чувственными словами любви:

…Дняпро і Волга – цуд у свеце,

А ты – дарожай за яго:

Яны плывуць у маё сэрца,

Ты ж, Грэза, з сэрца мкнеш майго.

ч

Однако надо быть слепым, чтобы не заметить, что место в душе поэта занято не только речкой , но и полем, и лесом, и садом, олицетворяющими родную землю: «Мяне суніцамі сустрэне За рэчкай радасны лясок, І на паляне ў пахкім сене Закружыць галаву стажок…» («У родным краі»).

 

В советское время в районных центрах строили типовые здания  кинотеатров, которые назывались всюду одинаково – «Родина». В городе Городке на Витебщине здание сохранилось (ныне – Культурно-просветительный центр), сохранена на фасаде и огромная мозаичная картина, изображающая людей труда – в поле, в саду, в лесу…а по центру –  солнце. Над художественным полотном раньше гордо светилось слово «Родина». С ним в памяти прочно закрепились: лес, поле, сад, луг, солнце и счастливые труженники. В книге Михаила Позднякова «Заброддзе» чётко выстраивается этот ассоциативный ряд.

 

В стихах звучит гимн тем, прежним родным местам, связанным с яркими воспоминаниями детства,  а так же – горечь и боль за вымирающую деревню, погибающие вместе с ней сады и поля. Но звучит и надежда. Гимн прошлому и надежда о будущем создают светлый, жизнерадостный, тёплый тон всей книге мастера, человека деятельного, доброго, неравнодушного.

 

У Заброддзі пеняцца прысады,

І над Грэзай кружаць журавы.

Я ляцець туды ўсё болей рады –

У радзімы край свой баравы.

 

Там маёй душы лунаць дзівосна,

Нібы па-над полем жаўруку.

На імклівых ручаінах вёснаў,

Што праз сэрца плёскатна пякуць.

 

Мне іх водар піць і не напіцца…

І куды б дарогі ні вялі,

Родны кут прывабна будзе сніцца

Ветразямі казачнай зямлі…

(«У Заброддзі пеняцца прысады»)

 

 

Малая родина это всегда родина нашего детства – самые солнечные, радужные, сердечные зарубки памяти. Это свет и тепло от костра любви к нам самых близких людей. Когда Михаил Павлович Поздняков на одной из творческих встреч рассказывал о своей большой родительской семье (11 детей!), матери и отце, то словно лучился нежностью. Узнав, что рядом со мной моя мама, он тут же  преподнёс ей, будто родной, букет белых роз, обронив при этом: «Какое же счастье, когда есть мама! ».

 

В эссе «І роднай вёсцы пакланюся» он пишет: «Мая незабыўная, клапатлівая, цярплівая матуля! Марыя Еўдакімаўна (у дзявоцтве – Зыкава). Колькі ёй давялося перажыць, вынесці, сцярпець! <…> Ды як балюча было мне ў час адпачынку прачынацца ўночы ад матулінага стогну. Гэтак балелі ёй спрацаваныя рукі і натруджаныя ногі… А як жа добра, утульна, цёпла і святліста было, калі мама, родная, ціхмяна-мудрая, клапатліва-ласкавая, была побач! Як заварожвала яна незвычайнымі паданнямі, жыццёвымі прыгодамі, яскравымі ўспамінамі…».

 

В 2018 году у Михаила Позднякова вышла книга «Матуля», в которой собраны все самые ласковые слова, все самые важные воспоминания о маме. Но и в «Забродье» нашлось место и слову «мама», которое, словно Ангел, появляется то на одной, то на другой странице, и поэтическим строчкам о самом дорогом человеке: «Ад шчасця цалую Траву палявую, На сцежцы, дзе мама Хадзіла таксама… », «Дзе ласкавая матуля – Найдзівосны чалавек – Дабрынёй мяне атуліць Нават, болей, чым навек… »,   «Дзе, мрою, мама залатая Ласкава скажа мне: ”Сынок” … ».

 

О матери и отце поэт говорит не только с нескончаемой любовью, но и с глубочайшим сыновьим  уважением.  «Бацьку, Паўла Кузьміча, ведалі і паважалі не толькі ў наваколлі, але і шмат яшчэ дзе. Гэта быў адметны працаўнік, майстар на ўсе рукі: ляснік і садоўнік, бондар і цясляр, аграном і сіноптык, сталяр і кравец, пчаляр і паляўнічы, рыбак і народны лекар… Усё ўмеў і нас прывучаў жыць са свайго мазаля і сваім розумам».

 

С отцом связаны воспоминания о походах в лес, поле, на речку  и о крестьянской работе, будь то на сенокосе или в саду. Теперь , возвращаясь в родную деревню, поэт и радуется, и горюет:

 

Сумна ў татавым садзе,

Мне яго не пазнаць.

Па дзве яблыні ў радзе –

Пастарэлі, маўчаць.

 

І старэчыя грушы

Без гасцінцаў сваіх,

А бывала, за вушы

Не адцягнеш ад іх.

 

Слівы ссохлі і вішні,

Сад парос крапівой…

І чаму гэтак выйшла

На зямлі дарагой?...

(«Татаў сад»)

 

Переживания поэта за стареющий сад, за опустевшое село («Памёр апошні ў вёсцы дзед, Гароды пасівелі. Спяць галасы пад ліпай, дзе Нас гушкалі арэлі»), за погибающую родительскую хату ((«Даруйце, сплаканыя вокны, Прабач стары, пашэрхлы дах, Што паміж намі доўгі, слотны Даўно пралёг расстайны шлях») наибольший накал обретают, когда речь идёт об ушедших – родне и родителях:

 

…Матуля, цесна ў магілцы тваёй?..

Не абняць цябе больш мне ніколі…

Тата, плача каса пад страхой,

Жвір цябе не адпусціць да волі…

 

Дзед Кузьма! Дзед Іван! Дзед Пятрок!

Дзядзькі Міша, Сяргей і Мікола!

Ах, які па-над краем дзянёк! –

Не пакошаны травы наўкола…

 

Бабкі Ганна, Праскоўя! – са мной

Вашы цёплыя, добрыя ўсмешкі.

Цёткі Маня, Надзея! – травой

Зараслі вашы грады і сцежкі…

 

Вы даруйце, мае землякі,

Што здічэлі сады залатыя,

Што праз хаты лятуць напрасткі

І вятры, і дажджы шапаткія.

 

Адыду ад балючых грудкоў,

Буду сноўдацца вёскай пустою…

І яна, як магілкі, ізноў

Ахіне невымоўнай тугою…

(«Туга»)

 

Специалистам известно, что наш мозг не отличает боль душевную от боли физической, поэтому человек, написавший такие горечью и слезами пропитанные строки, это исстрадавшийся человек, с глубокими беспокойными ранами:

…Ціхім болем цяпер

Палымнець мне да скону,

Бо, як помны агонь,

Я за мёртвых жыву.

(«У вымерлай вёсцы»)

 

Но эти раны покрывает любовь – всеисцеляющее чувство, Божий дар, благодаря которому продолжается жизнь, разгорается солнечный восход, пробивается к свету родничок с кристально-чистой водой.

 

Живая вода покаяния смывает грязь согрешений, прощение дарует радость и силу духа, и понятно естественное стремление поэта к душевному очищению: «І заплачу вінаваты, Што радзіме горка тут», – признаётся он. Чувство вины перед малой родиной («Сэрца б’ецца балюча і гулка Адчуваннем тугі і віны»), перерастает в такое же горькое чувство перед всей Беларусью – «Віны прад радзімай пазбыцца хачу».

 

Но там, где есть покаяние, всегда горит свет любви. От первой до последней страницы книга Михаила Павловича Позднякова «Заброддзе»  пронизана этим солнечным светом, словно выткана золотыми нитями: «Жыцця майго тут – свята І залаты выток».

 

Стремясь передать свои чувства к родине и землякам, поэт использует все ресурсы и богатства белорусского языка. Кажое слово живёт в контексте всего произведения, общих и локальных связей. Отбор речевых средств, их внутренняя организация помогают выразить характерное, свежее и неожиданное: «Ты, Заброддзе,  – мае ланцугі І мая званкакрылая воля…», «Дзень добры, родны бор арганны!»,   «Спявае жыта…Сэрцам прыхініся…», «Чым болей жыву, тым да вёскі бліжэй…», «І луг не вышыты стагамі…»,  «Неба на захадзе цэдзіць ружовы сіроп…» ,  «Я знямею, як вёску забуду…». 

 

Трудно выразить более точно мысль о трагичности потери родовой памяти, чем это сделал Михаил Поздняков: «Я онемею…». Онеметь – лишиться дара речи, возможности общения – для поэта равнозначно  перестать быть! И потому он уверенно заканчивает поэтический раздел книги обещанием будущих встреч:

 

Да сустрэчы, маё Заброддзе,

Край любові і светлых падзей,

Дзе калісці ў высокай лагодзе

Развіналіся крылы надзей…

(«Развітанне з роднай вёскай»)

 

На последней же  странице  книги «Заброддзе»  Михаил Поздняков не случайно поместил эссе «Шчасце», завершающее его размышления о малой родине: «Якое гэта, аказваецца, невыказнае шчасце – павольна крочыць праз пяцьдзясят гадоў той жа палявой дарогай, якая помніць цябе яшчэ зусім малечай і дзе ты басанож абмацаў у свой час кожны каменьчык, кожную ямінку… ».

 

Пока зовут нас дороги родины, жизнь продолжается!

 

 

Наталья Советная