
03.04.2017 Публицистика
Недавно прочитал в интернете очередное ёрничанье в адрес автора романа Николая Чергинца «Операция «Кровь». Сначала, в качестве яростного адвоката фашистских оккупантов белорусской земли, выступил некто Рыгор Забродскi в «Нашей Нiве», который, как ему казалось, камня на камне не оставил от произведения, создавшего, по его мнению, очередной вредный просоветский миф о войне. Дабы собрать столько злобы и сарказма после выхода романа, ему потребовалось довольно длительное время с бессонными ночами и штудированием текста. Ведь масштаб личности автора требовал продуманных, ювелирных, точечных покусываний и плевков в историческую память своей страны. Входя в раж, и уже не считаясь с тем, что ещё живы свидетели событий в детском доме Сёмково Минского района, этот поборник «правильных» воспоминаний лез из кожи, борясь с каждой строчкой и литературным приёмом произведения. Всё, дескать, очень плохо! Но быть правдорубом-отщепенцем тоже непросто, тем более, что его мотивация оказалась самой банальной – «эксперту» недавно прищемили хвост и указали на дверь из уважаемого писательского союза, руководителя которого он так старательно решил гнобить.
Для своего аналитического «труда» сей Рыгор не зря избрал и телеграфный стиль подачи, и «мову», и издание «НН». Так и видится за его горящим взором реющий «бел-чырвона-белы сцяг», снисходительно допущенный фашистскими оккупантами в руки своих прихлебателей.
Чем же так вреден и неприемлем оказался для Рыгора и тех, на чьё возмущение он рассчитывал, роман о детских страданиях, голоде, издевательствах, смерти и подвиге партизан бригады «Штурмовая»?
Николай Чергинец соединил воедино многое из происходящего тогда в десятках детских учреждений на белорусской земле, в которых в фашистской оккупации оказалось почти двадцать тысяч несовершеннолетних детей. Чудовищные условия их невыносимых страданий и смертности трудно преувеличить. Это факт!
К моменту написания романа «Операция «Кровь» вышла книга сотрудника Республиканского государственного архива Владимира Павлова «Дети лихолетья», в которую вошли подлинные воспоминания спасённых партизанами детей из сёмковского фашистского «рая» и сведения о других подобных учреждениях. Книга Павлова стала своеобразной энциклопедией информации по этой теме. В самиздате есть воспоминания братьев Соколовских «В годы военного лихолетья», прошедших в войну несколько подобных заведений и детский дом в Сёмково.
Живы и свидетельствуют о перенесённых страданиях минчанка Адамович Вера Николаевна и жительница Сёмково Кабанова Нина Петровна – спасённые партизанами. В Минске живёт вдова комиссара партизанской бригады «Штурмовая» Ильи Мартыновича Фёдорова - Мария Михайловна, партизанская разведчица и связная, участница разработки и проведения этой уникальной операции по спасению детей и распределению их по деревням Логойской партизанской зоны.
Свидетельствует о периоде оккупации и сама сёмковская земля бывшего дворцового комплекса, в которой упокоился каждый второй из детдомовцев, и этому есть подтверждения. Остановите в округе прохожего и расспросите – это и будет правдой.
Комиссар бригады "Штурмовая" Илья Мартынович Фёдоров (третий справа) с партизанами бригады
и спасёнными детьми" (крайние справа - сёстры Кабановы, Клавдия и Нина).
26 мая 1974 года, встреча в Сёмково через 30 лет спасённых детей с партизанами бригады "Штурмовая".
Торжественная линейка пионерской дружины сёмковского детского интерната для встречи со спасёнными
детьми и партизанами бригады "Штурмовая". Скобелева Б.Н. благодарят за воспоминания и рисунки в экспозицию музея.
Только сильным и масштабным личностям по плечу повествование о трагедии ребёнка на войне. Так в муках тяжёлых поисков родился гениальный в своей лаконичности мемориал в Красном береге Леонида Менделевича Левина. Это застывший в камне детский крик о помощи, и никто не посмеет же обсуждать правоту замысла автора, или соответствие его воплощения канонам композиции, приёмам технического исполнения. Здесь, в заштатном довоенном посёлке, у фашистов был ещё один из десятков сборных пунктов для детей, где с 1943 года уже на поток была поставлена адская процедура забора донорской крови для своих госпиталей. Теперь её требовалось очень много! И отбирали сразу до остановки детского сердечка, а трупы сжигали в местной кочегарке. Потом облавами по окрестностям восполняли донорское детское поголовье. Озверевшим заготовителям и их пособникам теперь было не до сентиментов расовой чистоты и полноценности поставляемого живого материала. Вермахту нужна была детская кровь. Много, очень много крови! В Фатерлянде не должны были об этом догадываться…
Да. Из гетто для этих целей брать детей напрямую было бы политической и пропагандистской оплошностью, катастрофой. Здесь Рыгор очень эффектно «пристегнул» свидетеля из фашистского концлагеря Освенцим. Там действительно брать кровь у еврейских детей было нелогично. Но правдолюбу Рыгору хочется напомнить, что население Минска и белорусской земли до оккупации чуть не наполовину состояло из еврейского населения. В детском доме Острошицкого городка, по воспоминаниям К.Соколовского (стр.21, верхний абзац), было до половины еврейских детей. А чем, скажите, должна была отличаться ситуация в Сёмково, в Красном береге, Полоцке? … Спасая своих детей, их выталкивали из колонны смертников в гетто, они назывались в детских домах другими именами и фамилиями. В Сёмково дети при облавах прятали в диван еврейку Эльвиру Шабуневич, и сами садились сверху («Дети лихолетья», стр. 260, второй абзац), но, как правило, все разделяли общую трагическую участь. В Минске у мемориала «Яма» есть аллея Праведников мира – лучшее место задуматься: с кем быть.
Скульптор Яценко Леонид Петрович и его модель памятника "Мольба о помощи" трагедии детей в Сёмково.
Сын австрийского коммуниста Владлен Бадиян, спасённый партизанами из Сёмкова, конкретно вспоминает еврейского мальчика Диму Шенкера, тоже спасённого, которого приютила уже в партизанской зоне Мария Кожура, жившая рядом с немецким гарнизоном. «Нет тебе цены, человеческое благородство, нет тебе меры!», - это оценка малолетних узников Сёмково и гражданина Австрии, у которых брали кровь и садистски испытывали неизвестные препараты палачи в белых халатах.
А вот еще воспоминания выживших братьев Соколовских, которые были в той самой «группе риска»… В Барановичах они временно находились в лагере № 337. Перед забором крови им дали немного поесть. Вокруг лагеря была колючая проволока, и по всему периметру глубокий ров с водой, охраняли югославы. Стало известно, что после забора крови убивают. Спасло чудо. Их повезли дальше…( стр.49, второй абзац, самиздат).
Но вернёмся ещё раз к пасквилю Рыгора Забродскага в «НН». Градус кипения его крови от возмущения за «поклёп» Николая Чергинца на фашистских эскулапов достигнут именно при «разборе» описания в романе наличия и функционирования в Сёмково так называемой секретной лаборатории по отбору крови. Нет! Это было, конечно не так. Давайте согласимся с Рыгором. Детей фашисты откармливали «на убой», и они добровольно наперебой протягивали свои ручонки, толкаясь и настаивая взять ещё и ещё во славу Великой Германии и нового порядка! Давайте пожалеем этого взрослого и, безусловно, потерявшего голову человека. Расступитесь! Разве не понятно, как велика здесь вероятность настоящего истерического психоза на фоне личных обид (но об этом позже). Дадим слово ныне покойному свидетелю (!), я не оговорился. В фондах Государственного музея истории Великой Отечественной войны хранятся оригиналы двух рисунков бывшего воспитанника детского дома в Сёмково Скобелева Бориса Николаевича, 1935 г.р. Под ними его подпись: «Так нас приглашали к врачу» ( на рисунке двое гитлеровцев дубинками гонят упирающихся из последних сил мальчика и девочку) и «И пятый не помеха» (на рисунке женщина привела в дом к своим четырём полуголодным детям спасённого партизанами его - Борю Скобелева, и выходила до освобождения Белоруссии).
Скобелев Борис Николаевич, 1935 г.р. - свидетель обвинения фашистских извергов
в белых халатах, один из последних снимков, г. Алма-Ата, 1986 г.
Рисунки Бориса Николаевича Скобелева, спасённого партизанами, о фашистском "рае" в Сёмково (из фондов ГМИ ВОВ, г.Минск).
А вот ещё. Официальные (проверенные соответствующими компетентными органами) и оформленные листовкой воспоминания Кабановой Нины Петровны, живущей в том самом Сёмково. «У нас, у детей, брали кровь для немецких госпиталей, делали какие-то прививки, видимо, испытывали новые лекарства. Дети ходили в лохмотьях, по нам полчищами бегали вши». В Слуцком лагере у Нины умерла мама и двое сестёр, братик не выдержал и бросился на проволоку, и его застрелили, а потом её с сестрёнкой и других детей собрали в Сёмково. А ещё они семьёй видели, как повесили их отца. Верёвка оборвалась. Немец выстрелил папе в голову, и его снова повесили. Это видел и фотографически оставил в своей памяти ребёнок, живя с этим всю жизнь! Это ей и пережившим оккупацию Рыгор Забродскi c высокой трибуны «беларускамоўнай газеты» «НН» вещает свою правду об оккупации. Картина маслом… Так и просится в концовке, что и жили бы лучше, и пиво пили бы настоящее, баварское. Где-то мы это уже слышали…
Ничтожность личности этого сегодняшнего фашистского приспешника характеризует даже такая мелочная ехидность: мол, а сам дворец-то в Сёмково сгорел не в ходе боя-столкновения партизан с несуществующей охраной, а подожгли-то его САМИ (!) партизаны (хулиганы, понимаешь, не берегущие исторического наследия). Да, Рыгор, тут ты на сто процентов «прав». И за эту «правду» Зоя Космодемьянская приняла от фашистов лютую смерть, и взошла в памяти советского народа на постамент. Нужно было гнать это гитлеровское зверьё на мороз из домов, из тепла, жечь его конюшни. Ради размещения отступающих войск в зданиях сёмковского детского дома и должны были фашистские изверги сжечь в концлагере Тростенца оставшихся 274 полуживых ребёнка, но не успели. Партизан через минское подполье предупредил врач Н.Владысик. Больше о нём ничего не известно, но это был настоящий советский патриот.
Упустим многозначительные нравоучения «многомудрого» теоретика-заочника от литературы, как следует писать канонически правильные романы. Лично я – не литератор. Моё оружие не перо и не трибуна, но мне, нашему народу, желающим услышать – Николай Иванович Чергинец (не как боевой генерал-лейтенант, председатель писательского союза страны и сопредседатель писательского объединения Союзного государства) преподнёс своим романом нравственный урок служения.
Почему роман «Операция «Кровь», повторюсь, ставший своеобразным собирательным мемориалом, продолжает вызывать раздражённые нападки Рыгора, ставшего теперь русско-язычным Алесем Новиковым на «ЛитКритика.by»? Ответ прост: не прокатило через «НН», не подхватили тугодумы. Что же новенького нацарапал Алесь, дабы оправдать своё существование или возложенные на него надежды? Вы будете разочарованы… Теперь на повестке дня грамматика, стилистика романа. Да и то, как-то нерешительно, используя послетиражные рекомендации А.Аврутина. Свой новый труд Алесь Новиков (надо полагать, что по паспорту все же Александр) предусмотрительно и трусливо назвал: «Медвежья услуга Анатолия Аврутина» - мол, я только шире развил чужие мысли.
Я – читатель, и выскажу своё мнение. Произведение родилось стремительно, как вспышка, без вылизывания автором текста, на эмоциях, без обсасывания мелочей. Такова была реакция автора: он сам – дитя войны, просыпавшийся ночью от скрипа раскачивающегося на виселице казнённого. Он жил в Минске рядом с гетто, и знал кого-то из сверстников, попавших туда. Он – свидетель и носитель той правды лихолетья. У него великое и непререкаемое моральное право автора своего видения. Он прав!
Наши земные пути-дороги писаны на небесах, и нам только кажется, что мы вершители своих судеб, творцы своего счастья и судьи, но, тем не менее… Положите на чаши весов с одной стороны подленькие намёки «Рыгора –Алеся» в адрес «ментовско-футбольного» прошлого автора романа, но не забудьте его Афган, боевые ордена в мирное время, культовый «Остров слёз» солдатской памяти в нашей столице, как его личный вклад, и служение всем нам, Отечеству, Союзному государству. На другую чашу мутной жижей зловонных ошмётков плюхнется это семя отверженного оппонента, источающего злобу и бессилие, который озабочен теперь то «аморалкой» в Афгане…, то традициями палачества в ГПУ-НКВД-МВД… На одной чаше – знаковая личность. На другой – деградация человеческой сути…
Когда читаешь роман «Операция «Кровь», эмоции и сопереживания заслоняют изъяны. Оставим это на совести профессионалов издательства. Родилась Вещь, уже нашедшая место и признание у соотечественников и неравнодушных людей. Найдётся время что-то поправить. Для этого существуют тиражи.
«Операция «Кровь» продолжается теперь в каждом из нас: как дань памяти и правды, как отповедь и предостережение.
Возможно, есть какие-то юридические приёмы оградить в данной ситуации себя и своё творчество от подобных дрязг и оскорблений. Мне представлялось бы это несколько по-другому. Следовало бы ничтожную свору подобных гадёнышей поставить на четвереньки, и заставить жрать эту святую белорусскую землю в Сёмково, Хатыни, Красном береге, Полоцке, Зельве, Озаричах, Алле…
Но такой кары нет, а жаль…
Сергей СОБОЛЕВ,
член Совета Военно-научного общества при ГКДУ ЦДО Министерства обороны Республики Беларусь,
ответственный секретарь Минской городской общественной организации
«Защитники памяти и правды о Великой Отечественной войне», подполковник в отставке.
P.S. 21 марта 1944 года руководство СМЕРШ 65 Армии докладывало командованию результаты работы комиссии в трёх освобождённых концлагерях Озаричи Полесской области, где без питания и болезней погибало несколько десятков тысяч человек, задуманных к использованию фашистами как живой биологический щит против наступающей Красной Армии. А годом раньше, 22 марта 1943 года, была сожжена Хатынь. Вот такая память.